завтра будет новый день
Я сделяль
главу... одну...
Пусть пока тут полежит
тааак чо тут дальше пишут-то... шапка
мне нужна шапка
Название: Грех
Автор: Kiya Sama
Оригинал: www.fanfiction.net/s/7675205/1/Sin
Переводчик: Morokei
Персонажи: Саске/Наруто
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, приключения, ангст, драма
Предупреждения: насилие, нецензурная лексика, AU
Саммари: Не знающий жалости капитан элитного подразделения и заключенный, вынужденный бороться за жизнь. Добро пожаловать в Бьяку-Синкё – место, где вы очиститесь от грехов. Вот только от искушения не скрыться, а сопротивление бессмысленно.
Примечание: (выборочно со слов автора)Это не чисто самурайская историческая ау в обычном понимании слова, но мир, где сосуществуют древние традиции и новые технологии. Так, вам встретится много отсылок к эпохам Эдо и Токугава, но в то же время, как и в оригинальной серии "Наруто", здесь присутствуют некоторые элементы современного мира.
Во-вторых, в фанфике есть графичные описания сцен насилия и пыток. Возможно, вам будет неприятно это читать, но тут уж ничего не поделаешь, пытки есть пытки.
В третьих, может показаться, что внутренний голос героев "звучит" несколько старше их возраста. Такие изменения преднамеренны и обоснованы. Предполагается, что уже повзрослевшие персонажи рассказывают читателям о давних событиях из своего прошлого.
Приятного чтения!
Еще пара слов:
АнечкаFeatherine Augusta Aurora, спасибо за твои советы и помощь с переводом и редактированием
сама бы я точно все не разглядела.
Небольшая справкаНебольшая справка:
Юката - кимоно без подкладки; легкая летняя повседневная одежда.
Пик Айдзу - вулкан в префектуре Фукусима, высота 1819 метров. Имеет еще кучу названий, как то: Бандай, Айдзу-Бандай, Айдзу-Фудзи и Айдзу-нэ.
Камисимо - если совсем в двух словах, то это традиционный костюм (обычно хлопковый), носимый придворными и самураями в эпоху Эдо. Его основные элементы — брюки хакама и катагину — безрукавка с широкими плечами, при этом важно, чтобы верх и низ костюма совпадали по цвету.
1 Фарфоровая статуэтка1 Фарфоровая статуэтка
Ее было невозможно не заметить.
Взгляни на нее только раз — и уже не сможешь потерять в провонявшей тесноте душного автобуса, в безликой чумазой толпе его пассажиров-оборванцев в потрепанных юката. Изысканная фарфоровая статуэтка среди глиняных черепков.
В этот момент мир точно пошатнулся. Она, конечно, изо всех сил старалась затеряться, выглядеть как одна из нас, но все тщетно. Я бы, наверное, посмеялся над этими нелепыми попытками, если бы только не был так очарован самим ее присутствием. Кроме того, я ведь хотел произвести на нее хорошее впечатление, несмотря на то, что я —
Меня резко отпихнули в сторону, да так, что я чуть не приземлился задом на скользкий от грязи пол.
— С дороги, сопляк, — раздался чей-то рык. Места едва хватало, чтобы просто дышать, и всё равно — жирный мудак умудрялся так размахивать мясистыми локтищами, что чуть не отправил меня на тот свет. От него в придачу несло сырой рыбой и протухшей капустой, и когда этот боров, наконец, расплылся по сиденью между двумя худощавыми мужчинами и те живо шарахнулись в сторону — то ли из страха, то ли просто подальше от вонищи — я вздохнул и поднялся на ноги. Дорога предстояла долгая, и пора было найти свободное место; я ведь не хотел ехать стоя.
К сожалению, единственное не занятое сиденье находилось через два ряда от предмета моего воздыхания, но, по крайней мере, оно было по другую сторону прохода, так что я мог украдкой осмотреться по сторонам и, может, даже взглянуть на нее пару раз, избежав при этом ненужного внимания. Я прижал покрепче к груди пакет из плотной коричневой бумаги — почти пустой за исключением нескольких разрешенных к провозу вещей — и кое-как уселся. Гвалт вокруг все не стихал, но, несмотря на это, пассажир рядом со мной уже храпел. Поразительно.
Он был одет в серое юката, и на вид ему было около тридцати, хотя, может, это всё годы и перенесенные тяготы оставили отпечаток на его лице. Я бы не удивился, окажись мы на деле одного возраста. Его бритая голова поблескивала под тусклыми лучами солнца, что били в запылившиеся стекла, и я машинально пропустил сквозь пальцы собственные отросшие светлые пряди. Может, однажды и мне придется с ними расстаться. За последние несколько месяцев, что я провел в храме, мои волосы стали еще длиннее, и теперь я был вынужден собирать их в хвост. Надо бы отрезать: с короткими мне все же привычнее, но у кого в наши дни есть время и деньги на такие мелочи?
Изо рта моего нового соседа тонкой струйкой вытекала слюна, и меня охватило стойкое ощущение беспросветности. Вздохнув, я попытался устроиться поудобнее, но то оказалось практически невозможным: сиденья были из жесткой древесины, как раз такие, на которых чуть шелохнешься — и зад отваливается. Подлокотников и вовсе не было, а ставить пакет на пол я не рискнул — не пройдет и нескольких секунд, как его там уже не окажется. Мои попутчики, в конце концов, не отличались нравственностью. Солнце еще не успело подняться высоко, но жара в тесном салоне стояла адская; пот лился с нас ручьями, пропитывая одежду насквозь, темные пятна расползались подмышками, на спине и груди — безобразные метки, напоминание о нашем незавидном положении.
— Пошли! Пошевеливайтесь! Живее, время не ждет! — зашелся нетерпеливыми воплями один из кондукторов снаружи, и еще трех человек грубо впихнули в и так чуть ли не расходившийся по швам автобус. В хвосте послышался недовольный ропот. Не прошло и минуты, как кто-то осмелился выразить недовольство невыносимыми условиями:
— Мы вам не скот, — донеслось бормотание. — Тут так тесно, что даже не подрочить.
В такой безрадостной ситуации как наша, едва ли было уместно веселье, но некоторые все равно засмеялись. Я, впрочем, тут же смутился, осознав, что единственная наша спутница вряд ли оценит настолько примитивную шутку. Я набрался храбрости хоть мельком взглянуть на нее, и был втайне благодарен новоприбывшим — те продвигались к хвосту и не заслоняли мне обзор.
Я не был уверен, чего ожидать. Смотрит ли она сейчас с немым осуждением, или, может, черты ее скривились в гримасе неодобрения? Но — я не смог сдержать восторженного восхищения — даже тень тревоги не коснулась ее бледного лица. Напротив, с выражением то ли безразличия, то ли скуки она смотрела в окно, безучастная ко всему.
«Должно быть, ей не впервой слышать такую вульгарщину, — догадался я. Возможно, она выросла в одном из многочисленных притонов, среди якудза. Может, она даже дочь кого-то из них. Это, определенно, объясняло бы, почему она оказалась здесь, среди нас…. Хотя, если подумать, такие люди редко попадали в руки правосудия: якудза не скупились на взятки, и жадные до денег легавые даже при наличии толпы свидетелей легко закрывали глаза на любые преступления.
— Все на месте? — прокричал контроллер. Голос был скрипучий и резкий, но мыслями я был так далеко, что едва ли его слышал. — Ладно, порядок! Автобус номер двадцать три ноль восемь… ПОШЕЛ!
Раздался пронзительный свист, захлопнулись двери, и вот уже начиналось мое путешествие в новую жизнь; а я все не мог отвлечься от размышлений о судьбе той девушки.
«Ты, должно быть, столько всего натерпелась за свою жизнь», — с грустью думал я, пока отпущенное на волю воображение рисовало перед моими глазами картины ее прошлого. Тут мотор, словно устав от вынужденного бездействия, натужно заскрежетал, и перед тем, как автобус все-таки тронулся с места, нас так тряхнуло, что в давке вряд ли кто смог уберечься от ушибов; может, и без сломанных костей не обошлось.
Из-за поднявшейся возни проснулся, наконец, мой попутчик и тут же озадаченно заморгал, точно силясь понять, где находится. Разобравшись, что к чему, он зыркнул в мою сторону, и, видимо, решив, что я не представляю опасности, привалился к окну. И минуты не прошло, как он снова храпел! Оставалось лишь поражаться столь удивительной способности; к тому же от такой картины мой зад будто начал болеть еще сильнее. Еще не мешало бы вытянуть ноги, только вот некуда: места между сиденьями было слишком мало.
— А ну заткнулись там, вы, никчемные куски дерьма! — громко прорычал один из охранников и тут же с нажимом провел лезвием по стальной решетке в голове автобуса. Казалось, что еще немного, и от оглушительного лязга у меня лопнут барабанные перепонки. Не ясно, то ли все дело было в его голосе, имевшем поразительное сходство с раскатами грома, то ли в том, что он обладал огромным ростом — что и само по себе уже было весьма пугающе — но я окончательно уверился, что наш конвоир был просто монстром во плоти.
У редкого человека не пробегал по коже мороз при виде полицейской униформы — черных камисимо с вышитым на спине гербом-веером. Еще совсем ребёнком я мечтал, что однажды и сам стану полицейским, что у меня будут мечи, пистолеты и такая же форма; представлял, как я буду патрулировать улицы, охраняя мир и спокойствие горожан. До сих пор помню, как однажды я целый день только и делал, что следил за одним полицейским, Досу. Тот, впрочем, был ничуть не против внимания такого восторженного наблюдателя, скорее, наоборот: когда они с сослуживцем обедали в небольшой лапшичной, Досу меня окликнул.
Сначала мне показалось, что он обратился к кому-то другому, я ведь прятался за бочками у входа, но тут он направил в мою сторону острие меча, и я понял, что игры в шпионов кончились. Поразмыслив, я решил, что если уж мне суждено быть избитым, я приму это как мужчина, да и будет, чем потом похвастаться перед друзьями — все же не каждый день нас колотили патрульные. Чем не повод для гордости!
— Эй, пацан, тебя как звать? — спросил Досу, когда я вылез из своего укрытия и с, как я надеялся, решительным выражением лица, подошел к ним. По правде, у меня не было ни единого повода для страха, но, черт побери, его катана казалась такой огромной и острой! Я бы многое отдал за то, чтобы только ее коснуться.
Я вытянулся по стойке смирно и что было сил проорал:
Узумаки Наруто! — кажется, даже чересчур громко, потому что многие посетители заоборачивались. Кто-то хмурился, сверля меня недовольным взглядом, других происходящее явно забавляло. Досу, видимо, относился к последним — он разразился громким смехом, хлопая ладонью по бедру; его напарник коротко усмехнулся и покачал головой.
— А он нахал, — сказал Досу и широко заухмылялся, отчего огромный неровный шрам на его левой щеке причудливо дернулся вслед. Так, значит, обернулся для него проигранный однажды бой? С другой стороны, уродство — не самая высокая плата за жизнь. Лишиться головы было бы гораздо неприятнее. Тут Досу кивком указал на клинок:
— Знаешь, что это, а, Узумаки Наруто?
— Меч, — выпалил я, уже не пряча энтузиазма,— такой бывает только у лучших из лучших.
— Точно. Оружие полицейской элиты, — тут он ненадолго замолчал, будто обдумывая что-то и затем, легко пожав плечами, достал катану из ножен и протянул мне — Не хочешь подержать его, Наруто?
— Досу, — не отрываясь от рюмки с саке, предостерегающе произнес его напарник.
— Он всего лишь мальчишка, — возразил тот и заговорщицки подмигнул мне, — да и потом, думается мне, Узумаки Наруто пополнит однажды наши ряды, да, Наруто?
— Так точно! — от волнения мой голос стал совсем писклявым, и я почти забыл, как дышать. Я все никак не мог поверить, что мне позволят взять в руки такое сокровище. Одни только ножны стоили целое состояние — превосходная работа! До сих пор помню, как сверкала под лучами солнца искусная золотая вязь. Но как только я попытался поднять клинок и размахнуться им хорошенько — точь-в-точь как, я однажды видел, это делал какой-то ронин — я споткнулся и упал! От стыда мне хотелось провалиться под землю; все офицеры вокруг громко гоготали, и даже некоторые посетители приглушенно хихикали, потешались надо мной. Конечно, я был никем — всего лишь маленьким беспризорником-выскочкой — но разве это давало им право делать меня объектом насмешек?
К глазам подкатили слезы. Я стиснул зубы и, используя меч как опору, неровно поднялся на ноги. Да, он оказался тяжелее, чем я ожидал, но я не я, если не взмахну им хоть раз. Я пытался снова и снова, и раз за разом у меня ничего не выходило. Я содрал кожу на ноге, поцарапал коленку, разбил нос, но сдаваться был не намерен. Ни за что. Только не тогда. Смех уже давно стих, и веселье в смотрящих на меня глазах сменилось жалостью, но я ничего и никого не замечал. Пот ручейками стекал по лицу и больно щипал глаза. Руки тряслись от усталости; нетренированные мышцы протестовали против каждого движения. Я уже потерял счет попыткам, а чертова железяка все не поддавалась, и в тот момент, когда мои колени уже были готовы подогнуться, чья-то большая рука твердо, но бережно сжала мою.
— Твое время еще не пришло, Узумаки Наруто.
Я поднял голову и уткнулся взглядом в жалостливое лицо офицера; горечь поражения тяжелым комом подкатила к горлу. Он аккуратно забрал у меня меч, очистил его шелковым платком от пота и капель крови и вложил в ножны, закрепленные на поясе его хакама, причем проделал все это так легко и непринужденно, что меня охватила жгучая зависть.
— Может, стоит подождать еще пару лет, а? — он протянул руку и взъерошил мне волосы, — продолжай упорно тренироваться. У тебя есть задатки.
«Задатки… Как же!», — горько подумал я и сделал нечто немыслимое.
Я плюнул ему под ноги.
Поймай они меня, и уже только за это избили бы до посинения, но я был слишком быстр. После часа беготни по задним дворам и темным закоулкам они, наконец, отстали — не так уж плохо порой было быть никому не известным сиротой, одним из многих. Той ночью я, кажется, плакал, пока не уснул; тогда же я поклялся, что буду тренироваться самостоятельно, и докажу Досу и его приятелю-болвану, что у меня непременно получится стать одним из них. Да, я замахнулся слишком высоко, но не в моих правилах было идти на попятную. Так, почти всю жизнь я гнался за своей несбыточной мечтой.
И где же она теперь, эта мечта?
— Господи… — простонал я, когда сосед засадил ногой мне под ребра. На этом сиденье и одному-то человеку было бы тесно, а он забрался на него с ногами. Что за свинское поведение.
Я испытывал огромное искушение врезать ему как следует, и собирался было привести план в исполнение, как сверху на меня упала огромная тень. Охранник навис над нами мощной горой, и я поднял на него взгляд, задаваясь вопросом, что же я сделал, чтобы заслужить такое пристальное внимание. Вообще, кажется, на нас уставился в беспокойном предвкушении весь автобус. Что тут произошло, пока я витал в облаках? Я что, пропустил какое-то важное объявление?
— Ты! — зло процедил он, брызнув слюной сквозь зубы.
«Я?»
Как будто в замедленной съемке офицер выхватил из-за оби свой вакидзаси — и я уже приготовился было к удару — …который обрушился на моего соседа. Его полный боли вопль тут же захлебнулся в потоке хлынувшей из горла крови, что мгновенно заполнила рот и теперь тонкой струйкой стекала по подбородку. Что-то белое выпало ему на колени, и тут я понял, что бедняга еще и лишился зуба. Сам я тоже был весь в крови — мелкие брызги пестрели на лице и руках, но вытереть их я не посмел. Только не в тот момент. Проклятье, да я даже дышать не смел!
Испуганный мужчина только и мог, что оторопело издавать булькающие звуки, но кто на его месте смог бы быстро взять себя в руки? Он ведь всего лишь позволил себе вздремнуть, черт подери! Разве это повод для насилия?
Охранник растянул губы в подобии улыбки, обнажив острые, словно бритвы, зубы, и я содрогнулся от отвращения. В нем не было ничего человеческого.
— Что, уже спим? — протянул он, будто бы забавляясь, но в глубине его темных глаз не было ни капли веселья. — Наслаждаемся отдыхом, да? Посмотрим, как ты теперь поспишь, поганый говнюк.
Я в ужасе наблюдал, как он схватил несчастного за воротник юката и швырнул в середину прохода; остальные пассажиры неосознанно сжались, словно бы точно зная, что сейчас произойдет. Выглядел бедняга совсем жалко и, казалось, оцепенел от ужаса. Он, было, попытался неловко подняться на ноги, но от сильного пинка в живот тут же со стоном повалился обратно на пол, шумно опустошая желудок от остатков завтрака.
А дальше последовало ужасное по своей жестокости избиение. Я отвел взгляд в сторону, но заставить себя перестать слышать не мог, и это было еще хуже. Никто не произнес ни слова, только и раздавались глухие удары плоти о плоть, пока полные агонии крики не стихли. Может, он уже был мертв — я бы не удивился. Этим собакам все одно, просто выкинули бы тело на обочину — и вот свободно место для еще одного пассажира.
«Мы все это заслужили, » — шепнул голос внутри, и я устало прикрыл глаза; в голову настойчиво лезли мысли о том, какая же судьба ожидала меня. Пытки до смерти? О месте, куда мы направлялись, я много чего слышал, но… но…
«Я не хочу умирать. Не так. Не сейчас».
Вдруг холодком по затылку скользнуло ощущение чужого взгляда. Кто-то смотрел на меня. Испугавшись, что это может быть второй охранник, который все это время, так и не двигался со своего места рядом с водителем, я попытался осмотреться сквозь сощуренные ресницы. Пассажиры опустили глаза и застыли на своих местах, пораженные столь жестокой демонстрацией власти, и теперь уже никто не смел выказывать неповиновения, никто не смел поднимать взгляда. Так кто, кто же…?
Она.
Всего один ее краткий взгляд в мою сторону — и сердце вдруг забилось с невероятной силой, что вытеснила из него всякое подобие страха перед этими выродками. Всего один пронзительный взгляд черных, словно сама ночь, глаз — и земля ушла у меня из-под ног. Меня поразил вовсе не цвет (черные глаза ведь вовсе не были здесь редкостью), но застывшее в их глубине выражение тихого омерзения и… может, гнева? Сложно сказать.
Насилие отвратительно ей так же, как и мне. Ну, разумеется, отвратительно! «Это зрелище вовсе не для такой хрупкой девушки, как ты. Если бы только я мог тебя защитить, я бы непременно это сделал, но от реальности никуда не деться. Пути назад нет».
— Может, здесь кто-то еще думает, что отправился на увеселительную прогулочку? — прорычал охранник. — А? Ну же! Что, молчите?
Конечно молчали. Только глупец решился бы открыть рот.
— Так-то лучше. А теперь, помойные крысы, …
«Крысы…». В прошлом меня называли и похуже, но оскорбления — это не то, к чему можно привыкнуть. Я до крови закусил щеку.
— … вбейте себе в головы следующее: место, в которое вы направляетесь, призвано напомнить вам о ваших прегрешениях и помочь очиститься. Вы все здесь лишь по одной причине: потому что вы убийцы, насильники, воры, вымогатели, шлюхи, мошенники, наркодельцы… и отбросы — выделил он последнее слово, чуть коснувшись кончиком ножен подбородка одного из пассажиров. Выглядел бедолага так, будто вот-вот обделается… если уже не обделался… — Некоторые из вас выйдут на свободу, а кому-то лучше начать молиться за свою гнилую душонку прямо сейчас, и поусерднее. Сегодня вы встали на путь к очищению.
«Очищению?». Что это еще за очищение? Нет, тому, что я совершил, не может быть оправдания, но у меня имелась веская причина так поступить. Я должен был это сделать. Чтобы выжить. Разве это грех — убить, чтобы выжить?
В ту ночь, я помню, шел дождь. Лил, как из ведра. Никто бы не понял, что завязалась драка. Никто не услышал бы криков. Пистолет в моей руке казался неприподъемным, и прежде чем я осознал, что делаю…
…грянул выстрел.
Я распахнул глаза и, поддавшись секундному приступу паники, слепо завертел головой. Вокруг было уже не так светло, верно, близилась ночь. Я что, уснул? Но когда? Я мало что помнил после того, как гребаный мудила закончил сыпать нравоучениями, и уж точно не помнил, чтобы я что-то ел за время поездки. Стоило мне подумать о еде, как желудок тут же заурчал. Большинство пассажиров крепко спали. Я бросил быстрый взгляд в сторону прохода и увидел, что мой бывший сосед все еще неподвижно лежал, изувеченный, в огромной луже собственной крови и рвоты. Я не мог понять, то ли это запах десятков потных грязных тел слился в единое удушливое зловоние, то ли причина была в том, что труп бедняги на полу уже начал разлагаться, но воздух был пропитан едким смрадом. Впрочем вот у тела чуть дернулась нога, а, значит, мужчина был, к (не)счастью, жив. В желудке снова заурчало, и я устало сполз по сиденью… и тут же почувствовал кое-что похуже голода.
Я хотел отлить. Очень.
Живот свело судорогой, и я скривился от боли, всеми силами стараясь хоть немного скрыть свое состояние. Останавливался ли автобус, пока я спал? Если да, то я в полной жопе.
«Черт. Черт! Черт!»
Я сжал колени, и, как мог, пытался заставить себя отвлечься от мыслей о мочевом пузыре, но собственный мозг отказывался мне повиноваться.
«Господи, пожалуйста,… прошу тебя,… пусть чертов автобус остановится хоть на несколько секунд!»
Даже сама мысль о том, чтобы сходить под себя, была невероятно унизительна. Мало того, что от меня будет нести мочой, это еще и произойдет на глазах у девушки, которую я надеялся впечатлить. Маловероятно, что мой внешний вид покажется ей привлекательным, предстань я перед ней в мокрых штанах. Скорее уж она врежет мне по яйцам и сбежит подальше со всех ног.
Я снова бросил быстрый взгляд в ее сторону, чтобы убедиться, что она уже сейчас не смеется над причиной моего плохого самочувствия. Но она спала,… и при виде того, как ее голова покачивалась в такт движению автобуса, постепенно заваливаясь вперед, я на миг позабыл о боли и улыбнулся… Я еще не рассказывал о ее волосах? В отличие от большинства девушек, она не отдавала предпочтение длинным локонам: черные пряди были совсем короткими на затылке, и только по бокам спускались чуть ниже, красиво обрамляя точеное лицо. Ага! Так вот оно что! Девушек с такими резкими правильными чертами лица, как у нее, стоит им подстричься, запросто можно перепутать с парнями.
Вдруг моего слуха достиг прекраснейший в мире звук — скрип тормозов, и автобус наконец, наконец-то остановился!
«Слава Богу!»
— Пять минут! — гаркнул Мудила, когда пассажиры зашевелились. Мне не надо было повторять дважды — я тут же вскочил и, чуть не сбив с ног несколько человек разом, пронесся к выходу, выпрыгнул из автобуса, и…
«Где это мы?»
Если кто-то из заключенных надеялся сбежать и скрыться в чаще, то удача сегодня была не на их стороне. Вокруг раскинулась сплошная плоская пустошь, и только вдали виднелась какая-то гора, по виду напоминающая пик Айдзу да тянулись вдоль бесконечной гряды скелетообразных столбов-опор электропровода.
«Нет времени любоваться пейзажами, Наруто! Займись делом!»
…аааааах. Какое блаженство. Кто же знал, что можно испытывать такое удовольствие, справляя нужду на людях? Когда сбоку в мое личное пространство «вторглись» еще двое мужчин, мне и в голову не пришло хоть как-то возразить. На их лицах читалось не меньшее облегчение.
Кстати об облегчении… что же в этом случае делать девушке? Может, она и вовсе вынуждена будет терпеть до самого прибытия? Мне тут же ужасно захотелось подойти к ней и сказать, что, если нужно, я готов спрятать ее от любопытных глаз. Глупая, конечно, мысль, но и она умерла, так и не успев оформиться до конца, когда я заметил, что она идет ко мне... или, скорее, она направлялась к автобусу.
Ее взгляд мельком скользнул по мне, и я, сглотнув, сконфуженно застегнул штаны. Если мое присутствие и не осталось для нее незамеченным, она не подала виду, но я не сильно расстроился — я прекрасно знал, что не красавчик. Чертовы шрамы на моем лице уже отпугнули не одну девушку, сколько бы я ни пытался объяснить, что это не увечье.
И все же здесь, вне автобуса, я смог как следует ее рассмотреть. Она оказалась порядком высокой для девушки, даже выше меня на пару дюймов. Ее походка тоже не походила на женскую, но тут, мне кажется, все дело было в воспитании. Немудрено, живя в мужском окружении, перенять пару-тройку привычек. Она ступала уверенно и твердо, весь ее внешний вид так и кричал: «Прочь!», и мои шансы ее закадрить стремительно улетучивались. Она никогда не захочет быть с таким как я. Не знаю, какой грех она совершила, и насколько он тяжел, но это я, а не она всадил пулю в живого человека. Ей было не место среди нас, и даже ее кимоно, хоть и было пошито из простой синей ткани в белую полоску, совсем не походило на обноски.
— Че вылупился? — глумливо протянул кто-то позади меня, и я тут же залился краской.
Как только все, хоть и с небольшой задержкой — один из пассажиров упал в голодный обморок, и разозленным охранникам пришлось самим затаскивать его внутрь — заняли свои места, автобус тронулся. Сознание то покидало меня, то возвращалось вновь, и время словно перестало существовать. В перерывах между периодами забытья я мучился от голода и недосыпа и хотел лишь одного: чтобы эта поездка поскорее подошла к концу.
В следующий раз мы остановились только ближе к полудню следующего дня, и голод все сильнее давал о себе знать. На этот раз далеко не все пассажиры поднялись со своих мест; некоторые ослабли настолько, что и вовсе справили нужду прямо в автобусе. Охранники, конечно, взбесились, и стоит ли говорить, что еще несколько человек были избиты? Впрочем, к тому времени наши чувства в какой-то мере притупились, и все те зверства уже не шокировали как прежде. В какой-то момент я смог отстраниться от происходящего и погрузился в воспоминания о прошлом… о моем детстве… о моей жизни до того, как все покатилось под откос.
К вечеру я уже не был уверен, что протяну еще хоть час. Язык отяжелел и распух. Вот уже больше суток как я последний раз пил. Острая боль в животе не стихала ни на минуту, и причиной ее был вовсе не переполненный мочевой пузырь: организм требовал пищи. Но как бы то ни было, я не мог показать слабость; только не перед той девушкой.
«Да что толку строить из себя героя? — кричал рассудок, — Ей похер! Она сама сидит в этом же самом автобусе вот уже...»
— Приехали, — прошелестел кто-то лихорадочным шепотом, и я с трудом приподнял тяжелые веки. — Вон они. Ворота.
Новость пронеслась по автобусу с быстротой лесного пожара, и тех многих часов полубезумного оцепенения словно и не бывало — все вытеснило напряженное, наполненное страхом нетерпение. Я намертво вцепился в свой пакет и прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то. Вот из темноты появились массивные деревянные створки ворот, где нас уже ждали четверо охранников в черной полицейской форме. Один из них вышел из строя и после короткого разговора с водителем подал остальным знак открыть проезд.
Все мы, задержав дыхание и припав к окнам, жадно разглядывали просторный ярко освещенный двор и не могли поверить своим глазам: мимо проплывали ухоженные газоны, небольшие водоемы, аккуратно вымощенные дорожки.… Впереди в окружении нескольких опрятных жилых домиков стоял величественный храм, к которому, судя по всему, и направлялся автобус, и рядом виднелись еще два здания, по виду похожих на додзё. Все вокруг было живописным. Идеальным. Как картинка на почтовой открытке.
И таким же искусственным.
И это — тот самый ужасный Бьяку-Синкё? Где же нелюди в масках демонов, жаждущие утащить своих жертв в глубины преисподней? Где мрачные пыточные и жертвенные алтари, готовые обагриться кровью обреченных? Что тут делают все эти деревья и цветочные клумбы, откуда это обманчивое ощущение мира и покоя? Не может же это и в самом деле быть правдой?! ... или может? Тогда, получается, «очиститься от грехов» — это, что ли, просто прийти в храм и стать монахом? Если это так, то…
«Может, все не так уж и плохо. Может, мне тут даже… понравится».
Я еще не знал, насколько сильно поторопился с выводами.
Стоило мне счастливо увериться, что теперь все будет хорошо и расслабиться, как автобус резко повернул к гораздо менее освещенной части лагеря. Деревья здесь были все такими же ухоженными, но вот постройки явно нуждались в ремонте. Впрочем, я мигом о них забыл, когда, будто из ниоткуда, появился небольшой вооруженный копьями (или это были деревянные мечи? не разглядеть…) отряд. Около двадцати рослых охранников в белоснежных тогах и тюрбанах, промаршировали к автобусу.
— Эй, вы! — проревел Мудила, снова начиная лупить по решетке мечом — А ну живо на выход по одному! По одному, я сказал!
И мы подчинились. Я хотел было сперва убедиться, что та девушка в порядке, но охранник в тоге чуть ли не за шиворот вытащил меня наружу — отчего я чуть не повалился на землю — и грубо втолкнул в строй к другим арестантам.
«Черт!»
Стоял такой дубак, что я тут же промерз до костей. Эдакое напоминание, что вокруг не тропики, а с наступлением зимы ночи станут еще холоднее. Что бы я только ни отдал за теплое кимоно… но на мне была лишь тонкая льняная одежда, и я изо всех сил старался унять дрожь. Нас разбили на группы по пять человек, и рядом со мной оказались тот самый жирдяй, что чуть не прибил меня, и мудак, осмеявший мою безответную любовь.
«Где же она?» — билось в моей голове, и я все никак не мог найти ее в толпе, как бы ни старался. Неужели она сбежала? Но как? Или, может, женщин здесь держали отдельно, в другой части—
— Пошел! — рыкнул охранник и — снова — пихнул меня к деревянным воротам, откуда отряд, должно быть, и вышел. Кажется, проход вел вглубь какой-то пещеры, что, в общем, было неудивительно — это ведь гористая местность.
«Вот тебе и картинка на открытке».
Кто бы тут ни стоял у руля, должен отдать ему должное, этот тип был чертовски умен.
Мы шли и шли, а пещера все не кончалась. Я ослаб от усталости и голода и, могу поклясться, в какой-то момент заснул прямо на ходу. Время от времени раздавался крик надзирателя, свист плети, протяжный стон очередного узника, и сознание рывком возвращалось ко мне. Кажется, так прошла целая вечность и когда, наконец, дали команду остановиться, тех, кто смог устоять на ногах, тут же вырвало жалкими остатками еды, что еще оставались в их желудках. Я, желая лишь, чтобы смерть, наконец, забрала меня, привалился к стене. Между пальцами было тепло и липко, и я точно знал, что это не пот, но кровь стекает со сбитых ступней на камни — обувь не выдержала такой прогулки.
По приказу мы бездумно и тяжело поднялись на ноги. Прибыли еще несколько охранников в грязно-серых кимоно …нет… не охранников, скорее, таких же заключенных, как и мы, но из тех, что уже находились здесь много дольше. Последовал приказ раздеться до нижнего белья, и мы снова тупо подчинились. Ледяной холод пронизывал до костей. Как только очередь дошла до обуви, подтвердились мои худшие опасения — я изранил себе все ноги. Кровь теперь шла не переставая, и мне было настолько невыносимо больно, что я не мог сделать и шагу.
Один из надзирателей это заметил и презрительно пробормотал себе под нос:
— Вот же вонючий кусок говна… — потом он щелкнул пальцами и позвал — Эй, Шикамару!
Один из старших заключенных — совсем еще молодой парень, мой ровесник, вышел из строя и невозмутимо приблизился к нам.
— Да?
— Этого подлатать и потом сразу в яму его.
«Яму?»
— Есть.
Шикамару едва ли взглянул на меня, только, коротко кивнув, спросил:
— Тебя хватит еще на пару шагов?
— Да уж протяну как-нибудь — ответил я со слабой улыбкой, натягивая выданную тут же одежду. В ответ на мою браваду Шикамару только лениво пожал плечами и повернулся, показывая дорогу.
Сколько я себя помню, люди всегда говорили, что упрямства мне не занимать, но никогда прежде я не нуждался в этой черте характера так сильно, как сейчас. Каждый шаг был просто адской мукой, но я только все крепче сжимал зубы и шагал, шагал. Мне пришлось привстать на цыпочки, и это было даже немного забавно. К счастью, «медпункт» оказался гораздо ближе, чем я думал.
Если эту комнатушку с жесткой койкой вообще можно было так назвать.
Шикамару жестом показал мне, где сесть, и зажег еще одну лампу, чтобы свет был не таким тусклым. Мое внимание тут же захватил кран над небольшой раковиной, и я почти физически ощутил, как желанная вода смачивает пересохшее горло. Я нервно облизал губы. Мне ведь не откажут в удовольствии сделать хоть один маленький глоточек, правда?
— Эмм…а…можно? — вопрос прозвучал почти робко.
Он только пожал плечами.
— Пей.
Я чуть не расплакался от счастья. Хромая, я подошел к раковине, дрожащей рукой повернул вентиль и припал губами к крану, боясь упустить хоть каплю драгоценной жидкости. Вода была с неприятным железным привкусом, но мне не было до этого дела. Мне больше вообще ни до чего не было дела. Жажда отступала, и я снова мог ясно мыслить.
— Ты бы не налегал так, — сказал Шикамару — а не то…
Не успел он договорить, как я согнулся от боли. Вот что бывает, если пить слишком быстро. Особенно на пустой желудок. Организм тут же начинает бунтовать, а это не самое приятное ощущение. Кое-как я закрыл кран, добрался до кровати и стал ждать, пока боль хоть немного не утихнет. Ну надо же…
— Нам, скорее всего, придется немного подождать, — пояснил Шикамару и прошел к тумбочке с какими-то медицинскими принадлежностями, которые, по правде говоря, выглядели так, словно им не один десяток лет. — Кабуто вечно где-то пропадает.
Я слабо кивнул и со стоном повалился на койку. После двухдневной тряски в автобусе и последующей прогулки длиною в сто тысяч миль прилечь было блаженством!
В тишине были слышны только странный стук и возня в глубине пещер. Липкое ощущение тревоги все нарастало, и я, наконец, решился нарушить ставшее невыносимым молчание:
— Ты за что тут оказался? — но этот Шикамару, видно, был не особо разговорчив. У него было лицо этакого прилежного умника… хотя нет.. скорее он был похож на пофигиста. Мог бы даже сойти за разгильдяя, особенно принимая во внимание эти его длинные волосы — сейчас собранные в хвост — или проколотые уши. Я даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что он все еще в комнате, ведь ответа я так и не дождался. Шикамару все молчал, и я приподнялся на локтях и спросил снова:
— Ну и?
Он сидел на стуле, скрестив руки, и свет падал так, что его лицо оставалось скрыто в тени. Наконец, он протянул:
— Да так, из-за одной поебени.
Я уже было собрался высказать, что думаю о таких охренительных ответах, как вдруг понял, что и сам могу отплатить ему той же монетой.
— Даа, — вздохнул я, легко пожав плечами, — я тоже.
Снова повисло напряженное молчание, и я, непривычный к такой тишине, решил попытаться еще раз:
— А это… эмм где тут живут девушки?
Он недоуменно поднял бровь.
— Что?
— Ну девушки… цыпочки… красотки… — я хохотнул — что, уже забыл, как они выглядят?
— Тупой вопрос. К чему ты это вообще?
Я заговорщицки ухмыльнулся.
— Ты не поверишь, какую горячую крошку я видел в автобусе по пути сюда. Точно тебе говорю, она… — присвистнув, я откинулся на спину, и мечтательно прикрыл глаза; воображение тут же нарисовало прекрасные черты фарфорово-бледного лица — …она девчонка что надо. Только бы они с ней тут ничего не сделали.
— Быть такого не может, — заявил Шикамару.
— Чего не может?
— Здесь нет женщин, — пояснил он скучающим тоном, — ты, должно быть, просто видел похожего на девушку парня. Вот и все. Тут таких пруд пруди, сам не заметишь, как попадешь впросак.
От внезапного вихря эмоций мои щеки точно загорелись огнем. Меня охватил и увлек вихрь самых разных чувств, начиная от смущения и заканчивая злостью, неверием и банальным «да ни хрена подобного!».
— Это была девушка — упрямо и зло пробурчал я. Слова Шикамару не могли быть правдой. Даже сама мысль о том, я почти… что мое сердце чуть было не…
«О Боже. Меня сейчас стошнит»
А Шикамару только самодовольно ухмыльнулся. Говнюк. Я мучился, а ему это точно было в радость.
— И как же выглядела эта «девушка», позволь спросить?
— Не твое собачье дело, — прорычал я.
Но он все не затыкался.
— С черными волосами, да? И такая… белокожая…?
Должно быть, что-то в моем выражении лица меня выдало, потому что Шикамару разразился громким смехом.
— Хрен ли ты ржешь? — прошипел я, готовый провалиться под землю от унижения. Оставалось только молиться, чтобы ему не пришло в голову всем тут порассказать, что я «из этих». Этого еще не хватало.
— О, сам увидишь — последовал уклончивый ответ. Я хотел было побольше разузнать об этой загадочной «девушке», которая, как оказалось, и не девушка вовсе, но тут дверь открылась, и в комнату вошел молодой мужчина в очках и со стетоскопом на шее, на вид не старше нас. Видимо, он пришел сразу же, как освободился: его пурпурное кимоно имело помятый вид, и даже собранные в хвост волосы немного растрепались.
— Ну и что с ним? — спросил у Шикамару, как я предположил, Кабуто, быстро окинув меня взглядом.
— Повредил ноги.
Кабуто тяжело вздохнул и знаком показал Шикамару встать, после чего подтащил стул поближе к кушетке, уселся и приступил к работе. Десять минут — и все было готово. Он был настоящим мастером своего дела, и подобный профессионализм был, несомненно, достоин восхищения, вот только руки у него были словно гребаные ледышки. Кабуто работал молча, лишь изредка отдавая Шикамару указания. Он начал с того, что промыл раны. Не знаю, что за штуку он плеснул мне на ноги, но по ним как будто прошелся жидкий огонь. Затем Кабуто наложил повязки и коротко велел воздержаться от пеших прогулок, потому что хрена с два он будет заниматься такой ерундой еще раз.
А потом он ушел, не успел я выдавить из себя «спасибо».
— Бля, да что с ним такое? — ворчал я, пока Шикамару помогал мне встать и обуться в соломенные тапочки, что мне тут выдали.
— Кабуто можно понять, он здесь главный врач — он скомкал испачканные кровью простыни и бросил в угол.
— Это этот-то пацан?
— Он намного старше, чем выглядит… и умнее. Пошли, блондинчик.
— Меня зовут Наруто.
— И что?
— А то, что не зови меня блондинчиком, кретин.
— Закрой свой глупый рот, — но при этом он улыбался краешком рта, и я понял, что в этой жопе мира у меня (кажется) теперь есть друг.
— Это… так что такое яма? — не выдержал я, когда мы шли по теперь опустевшему жуткому пещерному коридору.
— Хммм… считай, что это комната для проведения инструктажа — объяснил Шикамару. — Выйдет босс и произнесет приветственную речь. А потом начнется очищение.
Вот опять это слово. «Очищение».
— А ты, значит, уже весь чистенький? — съёрничал я
Шикамару чуть обернулся.
— Я ведь все еще здесь, не так ли?
«И что бы это, блядь, значило?»
За поворотом к нам тут же подошли двое охранников в форме. Они кивнули Шикамару и отворили тяжелые дубовые двери, за которыми оказалось помещение, больше всего напоминавшее по виду лекционный зал. Правда, никаких кресел для слушателей там не было. В самом низу в ожидании толпились мои бывшие попутчики, слышался приглушенный гул: кто-то разговаривал сам с собой, кто-то — с товарищами по несчастью. Над «ямой» было несколько крытых ярусов, каждый, наверное, метра три в высоту, и на них выстроились, возвышаясь над нами, безмолвные надзиратели. Местные заключенные — среди них и Шикамару — стояли на ярус выше нас, будто мы прокаженные.
Я прохромал к остальным, и, тут, словно только меня и ждали, непонятно откуда хлынула вода, выбивая из-под ног землю, заливая нос и горло.
«Воздух! Где же чертов воздух?! Не могу, блядь, дышать!»
Отовсюду доносились крики ужаса. Ледяной холод впивался острыми иглами, и заключенные в панике барахтались, силясь выбраться, и тем самым заталкивали меня все глубже.
«Ебаный пиздец, я же сейчас сдохну! Я не могу…. Не могу больше!»
Нечеловеческим усилием, сам не поняв как, я сумел прорваться к поверхности, но то только потому что вода уходила… исчезала в не замеченных нами прежде шлюзах, оставляя на полу промокшие насквозь, замызганные, дрожащие (а кое-где и бессознательные) тела.
Не успели мы перевести дух, как все началось по новой. Мокнуть было не страшно, страшна была скорость, с которой вода заполняла яму. Казалось бы, только что под ногами была земля — и вот через миг ты уже тонешь, и холод сковывает тело, и приходится бороться за каждый глоток воздуха. Если это и есть «очищение», то…кто это вообще придумал?!
Всего таких «чисток» было семь, и к тому моменту, как все закончилось, мало у кого еще остались силы даже двигаться, не говоря уже о том, чтобы подняться. Я распластался на спине, лихорадочно пытаясь отдышаться, глотнуть побольше желанного воздуха. Резинка уже давно соскользнула с моих волос, и мокрые спутавшиеся пряди лезли в глаза. Жалкое подобие кимоно, словно вторая кожа, прилипло к потерявшему всякую чувствительность телу. Я ничего не ощущал. Ничего не ощущал, и в то же время испытывал страшные муки.
— Для вас, грешников, это лишь первый шаг на пути к спасению.
Голос, казалось, доносился отовсюду, и я разлепил ресницы, силясь определить местонахождение говорящего.
— Все вы погрязли в пороке, — продолжал голос, и тут мне, наконец, удалось подняться на одно колено, и я косо глянул вверх.
Нашел. Там, на самом верхнем ярусе стоял высокий худощавый человек. Бледностью он мог соперничать с листом бумаги, а его смоляные черные волосы опускались до самого пояса. Фигуру полностью скрывали шитые золотом черные одеяния, а в левой руке мужчина сжимал посох с навершием в виде, вроде как, змеиной головы. Выглядел этот самый «босс» до того мерзко и жутко, что я не сдержал дрожи, и она проползла по спине отвратительной гадюкой.
Но причиной того, что я усомнился в своих глазах, стал вовсе не он, а стоявший по правую руку от него...
«Она…он…эта…этот…человек!»
Тот, кого я в своей недолгой влюбленности наивно принял за «девчонку что надо». Тот, кто стоял там, затянутый в ненавистную мне черную полицейскую форму, ту самую, что я так страстно желал носить когда-то, стоял при мечах и пистолетах, глядя на весь мир свысока. Кровь в моих жилах закипела от злости. Злости на безграничную глупость, что завела меня в ловушку, обманула, заставила не замечать очевидного. Ооо, какой стыд! Какое же… унижение. А может, истинной причиной той злости было понимание: он никогда не был одним из нас.
И, наверное, ему это тоже было известно, ведь хотя он был недостижимо далеко — там, наверху — я чувствовал на себе его взгляд; по тому, как его губы медленно растянулись в надменной усмешке, я понял, что он узнал меня.
… а босс все не умолкал; но я слышал и видел перед собой только одни глаза.
«Добро пожаловать в ад, Узумаки Наруто, — говорили мне эти черные знающие глаза. — Чувствуй себя как дома».
главу... одну...Пусть пока тут полежит
тааак чо тут дальше пишут-то... шапка
мне нужна шапкаНазвание: Грех
Автор: Kiya Sama
Оригинал: www.fanfiction.net/s/7675205/1/Sin
Переводчик: Morokei
Персонажи: Саске/Наруто
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, приключения, ангст, драма
Предупреждения: насилие, нецензурная лексика, AU
Саммари: Не знающий жалости капитан элитного подразделения и заключенный, вынужденный бороться за жизнь. Добро пожаловать в Бьяку-Синкё – место, где вы очиститесь от грехов. Вот только от искушения не скрыться, а сопротивление бессмысленно.
Примечание: (выборочно со слов автора)Это не чисто самурайская историческая ау в обычном понимании слова, но мир, где сосуществуют древние традиции и новые технологии. Так, вам встретится много отсылок к эпохам Эдо и Токугава, но в то же время, как и в оригинальной серии "Наруто", здесь присутствуют некоторые элементы современного мира.
Во-вторых, в фанфике есть графичные описания сцен насилия и пыток. Возможно, вам будет неприятно это читать, но тут уж ничего не поделаешь, пытки есть пытки.
В третьих, может показаться, что внутренний голос героев "звучит" несколько старше их возраста. Такие изменения преднамеренны и обоснованы. Предполагается, что уже повзрослевшие персонажи рассказывают читателям о давних событиях из своего прошлого.
Приятного чтения!
Еще пара слов:
АнечкаFeatherine Augusta Aurora, спасибо за твои советы и помощь с переводом и редактированием
сама бы я точно все не разглядела.Небольшая справкаНебольшая справка:
Юката - кимоно без подкладки; легкая летняя повседневная одежда.
Пик Айдзу - вулкан в префектуре Фукусима, высота 1819 метров. Имеет еще кучу названий, как то: Бандай, Айдзу-Бандай, Айдзу-Фудзи и Айдзу-нэ.
Камисимо - если совсем в двух словах, то это традиционный костюм (обычно хлопковый), носимый придворными и самураями в эпоху Эдо. Его основные элементы — брюки хакама и катагину — безрукавка с широкими плечами, при этом важно, чтобы верх и низ костюма совпадали по цвету.
1 Фарфоровая статуэтка1 Фарфоровая статуэтка
С чем сравнить
Нашу жизнь в подлунном мире?
Она как эхо, что звенит в тиши,
Проносится по горным перевалам
И, истончаясь, тает средь вершин.
– Монах Рёкан
Нашу жизнь в подлунном мире?
Она как эхо, что звенит в тиши,
Проносится по горным перевалам
И, истончаясь, тает средь вершин.
– Монах Рёкан
Ее было невозможно не заметить.
Взгляни на нее только раз — и уже не сможешь потерять в провонявшей тесноте душного автобуса, в безликой чумазой толпе его пассажиров-оборванцев в потрепанных юката. Изысканная фарфоровая статуэтка среди глиняных черепков.
В этот момент мир точно пошатнулся. Она, конечно, изо всех сил старалась затеряться, выглядеть как одна из нас, но все тщетно. Я бы, наверное, посмеялся над этими нелепыми попытками, если бы только не был так очарован самим ее присутствием. Кроме того, я ведь хотел произвести на нее хорошее впечатление, несмотря на то, что я —
Меня резко отпихнули в сторону, да так, что я чуть не приземлился задом на скользкий от грязи пол.
— С дороги, сопляк, — раздался чей-то рык. Места едва хватало, чтобы просто дышать, и всё равно — жирный мудак умудрялся так размахивать мясистыми локтищами, что чуть не отправил меня на тот свет. От него в придачу несло сырой рыбой и протухшей капустой, и когда этот боров, наконец, расплылся по сиденью между двумя худощавыми мужчинами и те живо шарахнулись в сторону — то ли из страха, то ли просто подальше от вонищи — я вздохнул и поднялся на ноги. Дорога предстояла долгая, и пора было найти свободное место; я ведь не хотел ехать стоя.
К сожалению, единственное не занятое сиденье находилось через два ряда от предмета моего воздыхания, но, по крайней мере, оно было по другую сторону прохода, так что я мог украдкой осмотреться по сторонам и, может, даже взглянуть на нее пару раз, избежав при этом ненужного внимания. Я прижал покрепче к груди пакет из плотной коричневой бумаги — почти пустой за исключением нескольких разрешенных к провозу вещей — и кое-как уселся. Гвалт вокруг все не стихал, но, несмотря на это, пассажир рядом со мной уже храпел. Поразительно.
Он был одет в серое юката, и на вид ему было около тридцати, хотя, может, это всё годы и перенесенные тяготы оставили отпечаток на его лице. Я бы не удивился, окажись мы на деле одного возраста. Его бритая голова поблескивала под тусклыми лучами солнца, что били в запылившиеся стекла, и я машинально пропустил сквозь пальцы собственные отросшие светлые пряди. Может, однажды и мне придется с ними расстаться. За последние несколько месяцев, что я провел в храме, мои волосы стали еще длиннее, и теперь я был вынужден собирать их в хвост. Надо бы отрезать: с короткими мне все же привычнее, но у кого в наши дни есть время и деньги на такие мелочи?
Изо рта моего нового соседа тонкой струйкой вытекала слюна, и меня охватило стойкое ощущение беспросветности. Вздохнув, я попытался устроиться поудобнее, но то оказалось практически невозможным: сиденья были из жесткой древесины, как раз такие, на которых чуть шелохнешься — и зад отваливается. Подлокотников и вовсе не было, а ставить пакет на пол я не рискнул — не пройдет и нескольких секунд, как его там уже не окажется. Мои попутчики, в конце концов, не отличались нравственностью. Солнце еще не успело подняться высоко, но жара в тесном салоне стояла адская; пот лился с нас ручьями, пропитывая одежду насквозь, темные пятна расползались подмышками, на спине и груди — безобразные метки, напоминание о нашем незавидном положении.
— Пошли! Пошевеливайтесь! Живее, время не ждет! — зашелся нетерпеливыми воплями один из кондукторов снаружи, и еще трех человек грубо впихнули в и так чуть ли не расходившийся по швам автобус. В хвосте послышался недовольный ропот. Не прошло и минуты, как кто-то осмелился выразить недовольство невыносимыми условиями:
— Мы вам не скот, — донеслось бормотание. — Тут так тесно, что даже не подрочить.
В такой безрадостной ситуации как наша, едва ли было уместно веселье, но некоторые все равно засмеялись. Я, впрочем, тут же смутился, осознав, что единственная наша спутница вряд ли оценит настолько примитивную шутку. Я набрался храбрости хоть мельком взглянуть на нее, и был втайне благодарен новоприбывшим — те продвигались к хвосту и не заслоняли мне обзор.
Я не был уверен, чего ожидать. Смотрит ли она сейчас с немым осуждением, или, может, черты ее скривились в гримасе неодобрения? Но — я не смог сдержать восторженного восхищения — даже тень тревоги не коснулась ее бледного лица. Напротив, с выражением то ли безразличия, то ли скуки она смотрела в окно, безучастная ко всему.
«Должно быть, ей не впервой слышать такую вульгарщину, — догадался я. Возможно, она выросла в одном из многочисленных притонов, среди якудза. Может, она даже дочь кого-то из них. Это, определенно, объясняло бы, почему она оказалась здесь, среди нас…. Хотя, если подумать, такие люди редко попадали в руки правосудия: якудза не скупились на взятки, и жадные до денег легавые даже при наличии толпы свидетелей легко закрывали глаза на любые преступления.
— Все на месте? — прокричал контроллер. Голос был скрипучий и резкий, но мыслями я был так далеко, что едва ли его слышал. — Ладно, порядок! Автобус номер двадцать три ноль восемь… ПОШЕЛ!
Раздался пронзительный свист, захлопнулись двери, и вот уже начиналось мое путешествие в новую жизнь; а я все не мог отвлечься от размышлений о судьбе той девушки.
«Ты, должно быть, столько всего натерпелась за свою жизнь», — с грустью думал я, пока отпущенное на волю воображение рисовало перед моими глазами картины ее прошлого. Тут мотор, словно устав от вынужденного бездействия, натужно заскрежетал, и перед тем, как автобус все-таки тронулся с места, нас так тряхнуло, что в давке вряд ли кто смог уберечься от ушибов; может, и без сломанных костей не обошлось.
Из-за поднявшейся возни проснулся, наконец, мой попутчик и тут же озадаченно заморгал, точно силясь понять, где находится. Разобравшись, что к чему, он зыркнул в мою сторону, и, видимо, решив, что я не представляю опасности, привалился к окну. И минуты не прошло, как он снова храпел! Оставалось лишь поражаться столь удивительной способности; к тому же от такой картины мой зад будто начал болеть еще сильнее. Еще не мешало бы вытянуть ноги, только вот некуда: места между сиденьями было слишком мало.
— А ну заткнулись там, вы, никчемные куски дерьма! — громко прорычал один из охранников и тут же с нажимом провел лезвием по стальной решетке в голове автобуса. Казалось, что еще немного, и от оглушительного лязга у меня лопнут барабанные перепонки. Не ясно, то ли все дело было в его голосе, имевшем поразительное сходство с раскатами грома, то ли в том, что он обладал огромным ростом — что и само по себе уже было весьма пугающе — но я окончательно уверился, что наш конвоир был просто монстром во плоти.
У редкого человека не пробегал по коже мороз при виде полицейской униформы — черных камисимо с вышитым на спине гербом-веером. Еще совсем ребёнком я мечтал, что однажды и сам стану полицейским, что у меня будут мечи, пистолеты и такая же форма; представлял, как я буду патрулировать улицы, охраняя мир и спокойствие горожан. До сих пор помню, как однажды я целый день только и делал, что следил за одним полицейским, Досу. Тот, впрочем, был ничуть не против внимания такого восторженного наблюдателя, скорее, наоборот: когда они с сослуживцем обедали в небольшой лапшичной, Досу меня окликнул.
Сначала мне показалось, что он обратился к кому-то другому, я ведь прятался за бочками у входа, но тут он направил в мою сторону острие меча, и я понял, что игры в шпионов кончились. Поразмыслив, я решил, что если уж мне суждено быть избитым, я приму это как мужчина, да и будет, чем потом похвастаться перед друзьями — все же не каждый день нас колотили патрульные. Чем не повод для гордости!
— Эй, пацан, тебя как звать? — спросил Досу, когда я вылез из своего укрытия и с, как я надеялся, решительным выражением лица, подошел к ним. По правде, у меня не было ни единого повода для страха, но, черт побери, его катана казалась такой огромной и острой! Я бы многое отдал за то, чтобы только ее коснуться.
Я вытянулся по стойке смирно и что было сил проорал:
Узумаки Наруто! — кажется, даже чересчур громко, потому что многие посетители заоборачивались. Кто-то хмурился, сверля меня недовольным взглядом, других происходящее явно забавляло. Досу, видимо, относился к последним — он разразился громким смехом, хлопая ладонью по бедру; его напарник коротко усмехнулся и покачал головой.
— А он нахал, — сказал Досу и широко заухмылялся, отчего огромный неровный шрам на его левой щеке причудливо дернулся вслед. Так, значит, обернулся для него проигранный однажды бой? С другой стороны, уродство — не самая высокая плата за жизнь. Лишиться головы было бы гораздо неприятнее. Тут Досу кивком указал на клинок:
— Знаешь, что это, а, Узумаки Наруто?
— Меч, — выпалил я, уже не пряча энтузиазма,— такой бывает только у лучших из лучших.
— Точно. Оружие полицейской элиты, — тут он ненадолго замолчал, будто обдумывая что-то и затем, легко пожав плечами, достал катану из ножен и протянул мне — Не хочешь подержать его, Наруто?
— Досу, — не отрываясь от рюмки с саке, предостерегающе произнес его напарник.
— Он всего лишь мальчишка, — возразил тот и заговорщицки подмигнул мне, — да и потом, думается мне, Узумаки Наруто пополнит однажды наши ряды, да, Наруто?
— Так точно! — от волнения мой голос стал совсем писклявым, и я почти забыл, как дышать. Я все никак не мог поверить, что мне позволят взять в руки такое сокровище. Одни только ножны стоили целое состояние — превосходная работа! До сих пор помню, как сверкала под лучами солнца искусная золотая вязь. Но как только я попытался поднять клинок и размахнуться им хорошенько — точь-в-точь как, я однажды видел, это делал какой-то ронин — я споткнулся и упал! От стыда мне хотелось провалиться под землю; все офицеры вокруг громко гоготали, и даже некоторые посетители приглушенно хихикали, потешались надо мной. Конечно, я был никем — всего лишь маленьким беспризорником-выскочкой — но разве это давало им право делать меня объектом насмешек?
К глазам подкатили слезы. Я стиснул зубы и, используя меч как опору, неровно поднялся на ноги. Да, он оказался тяжелее, чем я ожидал, но я не я, если не взмахну им хоть раз. Я пытался снова и снова, и раз за разом у меня ничего не выходило. Я содрал кожу на ноге, поцарапал коленку, разбил нос, но сдаваться был не намерен. Ни за что. Только не тогда. Смех уже давно стих, и веселье в смотрящих на меня глазах сменилось жалостью, но я ничего и никого не замечал. Пот ручейками стекал по лицу и больно щипал глаза. Руки тряслись от усталости; нетренированные мышцы протестовали против каждого движения. Я уже потерял счет попыткам, а чертова железяка все не поддавалась, и в тот момент, когда мои колени уже были готовы подогнуться, чья-то большая рука твердо, но бережно сжала мою.
— Твое время еще не пришло, Узумаки Наруто.
Я поднял голову и уткнулся взглядом в жалостливое лицо офицера; горечь поражения тяжелым комом подкатила к горлу. Он аккуратно забрал у меня меч, очистил его шелковым платком от пота и капель крови и вложил в ножны, закрепленные на поясе его хакама, причем проделал все это так легко и непринужденно, что меня охватила жгучая зависть.
— Может, стоит подождать еще пару лет, а? — он протянул руку и взъерошил мне волосы, — продолжай упорно тренироваться. У тебя есть задатки.
«Задатки… Как же!», — горько подумал я и сделал нечто немыслимое.
Я плюнул ему под ноги.
Поймай они меня, и уже только за это избили бы до посинения, но я был слишком быстр. После часа беготни по задним дворам и темным закоулкам они, наконец, отстали — не так уж плохо порой было быть никому не известным сиротой, одним из многих. Той ночью я, кажется, плакал, пока не уснул; тогда же я поклялся, что буду тренироваться самостоятельно, и докажу Досу и его приятелю-болвану, что у меня непременно получится стать одним из них. Да, я замахнулся слишком высоко, но не в моих правилах было идти на попятную. Так, почти всю жизнь я гнался за своей несбыточной мечтой.
И где же она теперь, эта мечта?
— Господи… — простонал я, когда сосед засадил ногой мне под ребра. На этом сиденье и одному-то человеку было бы тесно, а он забрался на него с ногами. Что за свинское поведение.
Я испытывал огромное искушение врезать ему как следует, и собирался было привести план в исполнение, как сверху на меня упала огромная тень. Охранник навис над нами мощной горой, и я поднял на него взгляд, задаваясь вопросом, что же я сделал, чтобы заслужить такое пристальное внимание. Вообще, кажется, на нас уставился в беспокойном предвкушении весь автобус. Что тут произошло, пока я витал в облаках? Я что, пропустил какое-то важное объявление?
— Ты! — зло процедил он, брызнув слюной сквозь зубы.
«Я?»
Как будто в замедленной съемке офицер выхватил из-за оби свой вакидзаси — и я уже приготовился было к удару — …который обрушился на моего соседа. Его полный боли вопль тут же захлебнулся в потоке хлынувшей из горла крови, что мгновенно заполнила рот и теперь тонкой струйкой стекала по подбородку. Что-то белое выпало ему на колени, и тут я понял, что бедняга еще и лишился зуба. Сам я тоже был весь в крови — мелкие брызги пестрели на лице и руках, но вытереть их я не посмел. Только не в тот момент. Проклятье, да я даже дышать не смел!
Испуганный мужчина только и мог, что оторопело издавать булькающие звуки, но кто на его месте смог бы быстро взять себя в руки? Он ведь всего лишь позволил себе вздремнуть, черт подери! Разве это повод для насилия?
Охранник растянул губы в подобии улыбки, обнажив острые, словно бритвы, зубы, и я содрогнулся от отвращения. В нем не было ничего человеческого.
— Что, уже спим? — протянул он, будто бы забавляясь, но в глубине его темных глаз не было ни капли веселья. — Наслаждаемся отдыхом, да? Посмотрим, как ты теперь поспишь, поганый говнюк.
Я в ужасе наблюдал, как он схватил несчастного за воротник юката и швырнул в середину прохода; остальные пассажиры неосознанно сжались, словно бы точно зная, что сейчас произойдет. Выглядел бедняга совсем жалко и, казалось, оцепенел от ужаса. Он, было, попытался неловко подняться на ноги, но от сильного пинка в живот тут же со стоном повалился обратно на пол, шумно опустошая желудок от остатков завтрака.
А дальше последовало ужасное по своей жестокости избиение. Я отвел взгляд в сторону, но заставить себя перестать слышать не мог, и это было еще хуже. Никто не произнес ни слова, только и раздавались глухие удары плоти о плоть, пока полные агонии крики не стихли. Может, он уже был мертв — я бы не удивился. Этим собакам все одно, просто выкинули бы тело на обочину — и вот свободно место для еще одного пассажира.
«Мы все это заслужили, » — шепнул голос внутри, и я устало прикрыл глаза; в голову настойчиво лезли мысли о том, какая же судьба ожидала меня. Пытки до смерти? О месте, куда мы направлялись, я много чего слышал, но… но…
«Я не хочу умирать. Не так. Не сейчас».
Вдруг холодком по затылку скользнуло ощущение чужого взгляда. Кто-то смотрел на меня. Испугавшись, что это может быть второй охранник, который все это время, так и не двигался со своего места рядом с водителем, я попытался осмотреться сквозь сощуренные ресницы. Пассажиры опустили глаза и застыли на своих местах, пораженные столь жестокой демонстрацией власти, и теперь уже никто не смел выказывать неповиновения, никто не смел поднимать взгляда. Так кто, кто же…?
Она.
Всего один ее краткий взгляд в мою сторону — и сердце вдруг забилось с невероятной силой, что вытеснила из него всякое подобие страха перед этими выродками. Всего один пронзительный взгляд черных, словно сама ночь, глаз — и земля ушла у меня из-под ног. Меня поразил вовсе не цвет (черные глаза ведь вовсе не были здесь редкостью), но застывшее в их глубине выражение тихого омерзения и… может, гнева? Сложно сказать.
Насилие отвратительно ей так же, как и мне. Ну, разумеется, отвратительно! «Это зрелище вовсе не для такой хрупкой девушки, как ты. Если бы только я мог тебя защитить, я бы непременно это сделал, но от реальности никуда не деться. Пути назад нет».
— Может, здесь кто-то еще думает, что отправился на увеселительную прогулочку? — прорычал охранник. — А? Ну же! Что, молчите?
Конечно молчали. Только глупец решился бы открыть рот.
— Так-то лучше. А теперь, помойные крысы, …
«Крысы…». В прошлом меня называли и похуже, но оскорбления — это не то, к чему можно привыкнуть. Я до крови закусил щеку.
— … вбейте себе в головы следующее: место, в которое вы направляетесь, призвано напомнить вам о ваших прегрешениях и помочь очиститься. Вы все здесь лишь по одной причине: потому что вы убийцы, насильники, воры, вымогатели, шлюхи, мошенники, наркодельцы… и отбросы — выделил он последнее слово, чуть коснувшись кончиком ножен подбородка одного из пассажиров. Выглядел бедолага так, будто вот-вот обделается… если уже не обделался… — Некоторые из вас выйдут на свободу, а кому-то лучше начать молиться за свою гнилую душонку прямо сейчас, и поусерднее. Сегодня вы встали на путь к очищению.
«Очищению?». Что это еще за очищение? Нет, тому, что я совершил, не может быть оправдания, но у меня имелась веская причина так поступить. Я должен был это сделать. Чтобы выжить. Разве это грех — убить, чтобы выжить?
В ту ночь, я помню, шел дождь. Лил, как из ведра. Никто бы не понял, что завязалась драка. Никто не услышал бы криков. Пистолет в моей руке казался неприподъемным, и прежде чем я осознал, что делаю…
…грянул выстрел.
Я распахнул глаза и, поддавшись секундному приступу паники, слепо завертел головой. Вокруг было уже не так светло, верно, близилась ночь. Я что, уснул? Но когда? Я мало что помнил после того, как гребаный мудила закончил сыпать нравоучениями, и уж точно не помнил, чтобы я что-то ел за время поездки. Стоило мне подумать о еде, как желудок тут же заурчал. Большинство пассажиров крепко спали. Я бросил быстрый взгляд в сторону прохода и увидел, что мой бывший сосед все еще неподвижно лежал, изувеченный, в огромной луже собственной крови и рвоты. Я не мог понять, то ли это запах десятков потных грязных тел слился в единое удушливое зловоние, то ли причина была в том, что труп бедняги на полу уже начал разлагаться, но воздух был пропитан едким смрадом. Впрочем вот у тела чуть дернулась нога, а, значит, мужчина был, к (не)счастью, жив. В желудке снова заурчало, и я устало сполз по сиденью… и тут же почувствовал кое-что похуже голода.
Я хотел отлить. Очень.
Живот свело судорогой, и я скривился от боли, всеми силами стараясь хоть немного скрыть свое состояние. Останавливался ли автобус, пока я спал? Если да, то я в полной жопе.
«Черт. Черт! Черт!»
Я сжал колени, и, как мог, пытался заставить себя отвлечься от мыслей о мочевом пузыре, но собственный мозг отказывался мне повиноваться.
«Господи, пожалуйста,… прошу тебя,… пусть чертов автобус остановится хоть на несколько секунд!»
Даже сама мысль о том, чтобы сходить под себя, была невероятно унизительна. Мало того, что от меня будет нести мочой, это еще и произойдет на глазах у девушки, которую я надеялся впечатлить. Маловероятно, что мой внешний вид покажется ей привлекательным, предстань я перед ней в мокрых штанах. Скорее уж она врежет мне по яйцам и сбежит подальше со всех ног.
Я снова бросил быстрый взгляд в ее сторону, чтобы убедиться, что она уже сейчас не смеется над причиной моего плохого самочувствия. Но она спала,… и при виде того, как ее голова покачивалась в такт движению автобуса, постепенно заваливаясь вперед, я на миг позабыл о боли и улыбнулся… Я еще не рассказывал о ее волосах? В отличие от большинства девушек, она не отдавала предпочтение длинным локонам: черные пряди были совсем короткими на затылке, и только по бокам спускались чуть ниже, красиво обрамляя точеное лицо. Ага! Так вот оно что! Девушек с такими резкими правильными чертами лица, как у нее, стоит им подстричься, запросто можно перепутать с парнями.
Вдруг моего слуха достиг прекраснейший в мире звук — скрип тормозов, и автобус наконец, наконец-то остановился!
«Слава Богу!»
— Пять минут! — гаркнул Мудила, когда пассажиры зашевелились. Мне не надо было повторять дважды — я тут же вскочил и, чуть не сбив с ног несколько человек разом, пронесся к выходу, выпрыгнул из автобуса, и…
«Где это мы?»
Если кто-то из заключенных надеялся сбежать и скрыться в чаще, то удача сегодня была не на их стороне. Вокруг раскинулась сплошная плоская пустошь, и только вдали виднелась какая-то гора, по виду напоминающая пик Айдзу да тянулись вдоль бесконечной гряды скелетообразных столбов-опор электропровода.
«Нет времени любоваться пейзажами, Наруто! Займись делом!»
…аааааах. Какое блаженство. Кто же знал, что можно испытывать такое удовольствие, справляя нужду на людях? Когда сбоку в мое личное пространство «вторглись» еще двое мужчин, мне и в голову не пришло хоть как-то возразить. На их лицах читалось не меньшее облегчение.
Кстати об облегчении… что же в этом случае делать девушке? Может, она и вовсе вынуждена будет терпеть до самого прибытия? Мне тут же ужасно захотелось подойти к ней и сказать, что, если нужно, я готов спрятать ее от любопытных глаз. Глупая, конечно, мысль, но и она умерла, так и не успев оформиться до конца, когда я заметил, что она идет ко мне... или, скорее, она направлялась к автобусу.
Ее взгляд мельком скользнул по мне, и я, сглотнув, сконфуженно застегнул штаны. Если мое присутствие и не осталось для нее незамеченным, она не подала виду, но я не сильно расстроился — я прекрасно знал, что не красавчик. Чертовы шрамы на моем лице уже отпугнули не одну девушку, сколько бы я ни пытался объяснить, что это не увечье.
И все же здесь, вне автобуса, я смог как следует ее рассмотреть. Она оказалась порядком высокой для девушки, даже выше меня на пару дюймов. Ее походка тоже не походила на женскую, но тут, мне кажется, все дело было в воспитании. Немудрено, живя в мужском окружении, перенять пару-тройку привычек. Она ступала уверенно и твердо, весь ее внешний вид так и кричал: «Прочь!», и мои шансы ее закадрить стремительно улетучивались. Она никогда не захочет быть с таким как я. Не знаю, какой грех она совершила, и насколько он тяжел, но это я, а не она всадил пулю в живого человека. Ей было не место среди нас, и даже ее кимоно, хоть и было пошито из простой синей ткани в белую полоску, совсем не походило на обноски.
— Че вылупился? — глумливо протянул кто-то позади меня, и я тут же залился краской.
Как только все, хоть и с небольшой задержкой — один из пассажиров упал в голодный обморок, и разозленным охранникам пришлось самим затаскивать его внутрь — заняли свои места, автобус тронулся. Сознание то покидало меня, то возвращалось вновь, и время словно перестало существовать. В перерывах между периодами забытья я мучился от голода и недосыпа и хотел лишь одного: чтобы эта поездка поскорее подошла к концу.
В следующий раз мы остановились только ближе к полудню следующего дня, и голод все сильнее давал о себе знать. На этот раз далеко не все пассажиры поднялись со своих мест; некоторые ослабли настолько, что и вовсе справили нужду прямо в автобусе. Охранники, конечно, взбесились, и стоит ли говорить, что еще несколько человек были избиты? Впрочем, к тому времени наши чувства в какой-то мере притупились, и все те зверства уже не шокировали как прежде. В какой-то момент я смог отстраниться от происходящего и погрузился в воспоминания о прошлом… о моем детстве… о моей жизни до того, как все покатилось под откос.
К вечеру я уже не был уверен, что протяну еще хоть час. Язык отяжелел и распух. Вот уже больше суток как я последний раз пил. Острая боль в животе не стихала ни на минуту, и причиной ее был вовсе не переполненный мочевой пузырь: организм требовал пищи. Но как бы то ни было, я не мог показать слабость; только не перед той девушкой.
«Да что толку строить из себя героя? — кричал рассудок, — Ей похер! Она сама сидит в этом же самом автобусе вот уже...»
— Приехали, — прошелестел кто-то лихорадочным шепотом, и я с трудом приподнял тяжелые веки. — Вон они. Ворота.
Новость пронеслась по автобусу с быстротой лесного пожара, и тех многих часов полубезумного оцепенения словно и не бывало — все вытеснило напряженное, наполненное страхом нетерпение. Я намертво вцепился в свой пакет и прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то. Вот из темноты появились массивные деревянные створки ворот, где нас уже ждали четверо охранников в черной полицейской форме. Один из них вышел из строя и после короткого разговора с водителем подал остальным знак открыть проезд.
Все мы, задержав дыхание и припав к окнам, жадно разглядывали просторный ярко освещенный двор и не могли поверить своим глазам: мимо проплывали ухоженные газоны, небольшие водоемы, аккуратно вымощенные дорожки.… Впереди в окружении нескольких опрятных жилых домиков стоял величественный храм, к которому, судя по всему, и направлялся автобус, и рядом виднелись еще два здания, по виду похожих на додзё. Все вокруг было живописным. Идеальным. Как картинка на почтовой открытке.
И таким же искусственным.
И это — тот самый ужасный Бьяку-Синкё? Где же нелюди в масках демонов, жаждущие утащить своих жертв в глубины преисподней? Где мрачные пыточные и жертвенные алтари, готовые обагриться кровью обреченных? Что тут делают все эти деревья и цветочные клумбы, откуда это обманчивое ощущение мира и покоя? Не может же это и в самом деле быть правдой?! ... или может? Тогда, получается, «очиститься от грехов» — это, что ли, просто прийти в храм и стать монахом? Если это так, то…
«Может, все не так уж и плохо. Может, мне тут даже… понравится».
Я еще не знал, насколько сильно поторопился с выводами.
Стоило мне счастливо увериться, что теперь все будет хорошо и расслабиться, как автобус резко повернул к гораздо менее освещенной части лагеря. Деревья здесь были все такими же ухоженными, но вот постройки явно нуждались в ремонте. Впрочем, я мигом о них забыл, когда, будто из ниоткуда, появился небольшой вооруженный копьями (или это были деревянные мечи? не разглядеть…) отряд. Около двадцати рослых охранников в белоснежных тогах и тюрбанах, промаршировали к автобусу.
— Эй, вы! — проревел Мудила, снова начиная лупить по решетке мечом — А ну живо на выход по одному! По одному, я сказал!
И мы подчинились. Я хотел было сперва убедиться, что та девушка в порядке, но охранник в тоге чуть ли не за шиворот вытащил меня наружу — отчего я чуть не повалился на землю — и грубо втолкнул в строй к другим арестантам.
«Черт!»
Стоял такой дубак, что я тут же промерз до костей. Эдакое напоминание, что вокруг не тропики, а с наступлением зимы ночи станут еще холоднее. Что бы я только ни отдал за теплое кимоно… но на мне была лишь тонкая льняная одежда, и я изо всех сил старался унять дрожь. Нас разбили на группы по пять человек, и рядом со мной оказались тот самый жирдяй, что чуть не прибил меня, и мудак, осмеявший мою безответную любовь.
«Где же она?» — билось в моей голове, и я все никак не мог найти ее в толпе, как бы ни старался. Неужели она сбежала? Но как? Или, может, женщин здесь держали отдельно, в другой части—
— Пошел! — рыкнул охранник и — снова — пихнул меня к деревянным воротам, откуда отряд, должно быть, и вышел. Кажется, проход вел вглубь какой-то пещеры, что, в общем, было неудивительно — это ведь гористая местность.
«Вот тебе и картинка на открытке».
Кто бы тут ни стоял у руля, должен отдать ему должное, этот тип был чертовски умен.
Мы шли и шли, а пещера все не кончалась. Я ослаб от усталости и голода и, могу поклясться, в какой-то момент заснул прямо на ходу. Время от времени раздавался крик надзирателя, свист плети, протяжный стон очередного узника, и сознание рывком возвращалось ко мне. Кажется, так прошла целая вечность и когда, наконец, дали команду остановиться, тех, кто смог устоять на ногах, тут же вырвало жалкими остатками еды, что еще оставались в их желудках. Я, желая лишь, чтобы смерть, наконец, забрала меня, привалился к стене. Между пальцами было тепло и липко, и я точно знал, что это не пот, но кровь стекает со сбитых ступней на камни — обувь не выдержала такой прогулки.
По приказу мы бездумно и тяжело поднялись на ноги. Прибыли еще несколько охранников в грязно-серых кимоно …нет… не охранников, скорее, таких же заключенных, как и мы, но из тех, что уже находились здесь много дольше. Последовал приказ раздеться до нижнего белья, и мы снова тупо подчинились. Ледяной холод пронизывал до костей. Как только очередь дошла до обуви, подтвердились мои худшие опасения — я изранил себе все ноги. Кровь теперь шла не переставая, и мне было настолько невыносимо больно, что я не мог сделать и шагу.
Один из надзирателей это заметил и презрительно пробормотал себе под нос:
— Вот же вонючий кусок говна… — потом он щелкнул пальцами и позвал — Эй, Шикамару!
Один из старших заключенных — совсем еще молодой парень, мой ровесник, вышел из строя и невозмутимо приблизился к нам.
— Да?
— Этого подлатать и потом сразу в яму его.
«Яму?»
— Есть.
Шикамару едва ли взглянул на меня, только, коротко кивнув, спросил:
— Тебя хватит еще на пару шагов?
— Да уж протяну как-нибудь — ответил я со слабой улыбкой, натягивая выданную тут же одежду. В ответ на мою браваду Шикамару только лениво пожал плечами и повернулся, показывая дорогу.
Сколько я себя помню, люди всегда говорили, что упрямства мне не занимать, но никогда прежде я не нуждался в этой черте характера так сильно, как сейчас. Каждый шаг был просто адской мукой, но я только все крепче сжимал зубы и шагал, шагал. Мне пришлось привстать на цыпочки, и это было даже немного забавно. К счастью, «медпункт» оказался гораздо ближе, чем я думал.
Если эту комнатушку с жесткой койкой вообще можно было так назвать.
Шикамару жестом показал мне, где сесть, и зажег еще одну лампу, чтобы свет был не таким тусклым. Мое внимание тут же захватил кран над небольшой раковиной, и я почти физически ощутил, как желанная вода смачивает пересохшее горло. Я нервно облизал губы. Мне ведь не откажут в удовольствии сделать хоть один маленький глоточек, правда?
— Эмм…а…можно? — вопрос прозвучал почти робко.
Он только пожал плечами.
— Пей.
Я чуть не расплакался от счастья. Хромая, я подошел к раковине, дрожащей рукой повернул вентиль и припал губами к крану, боясь упустить хоть каплю драгоценной жидкости. Вода была с неприятным железным привкусом, но мне не было до этого дела. Мне больше вообще ни до чего не было дела. Жажда отступала, и я снова мог ясно мыслить.
— Ты бы не налегал так, — сказал Шикамару — а не то…
Не успел он договорить, как я согнулся от боли. Вот что бывает, если пить слишком быстро. Особенно на пустой желудок. Организм тут же начинает бунтовать, а это не самое приятное ощущение. Кое-как я закрыл кран, добрался до кровати и стал ждать, пока боль хоть немного не утихнет. Ну надо же…
— Нам, скорее всего, придется немного подождать, — пояснил Шикамару и прошел к тумбочке с какими-то медицинскими принадлежностями, которые, по правде говоря, выглядели так, словно им не один десяток лет. — Кабуто вечно где-то пропадает.
Я слабо кивнул и со стоном повалился на койку. После двухдневной тряски в автобусе и последующей прогулки длиною в сто тысяч миль прилечь было блаженством!
В тишине были слышны только странный стук и возня в глубине пещер. Липкое ощущение тревоги все нарастало, и я, наконец, решился нарушить ставшее невыносимым молчание:
— Ты за что тут оказался? — но этот Шикамару, видно, был не особо разговорчив. У него было лицо этакого прилежного умника… хотя нет.. скорее он был похож на пофигиста. Мог бы даже сойти за разгильдяя, особенно принимая во внимание эти его длинные волосы — сейчас собранные в хвост — или проколотые уши. Я даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что он все еще в комнате, ведь ответа я так и не дождался. Шикамару все молчал, и я приподнялся на локтях и спросил снова:
— Ну и?
Он сидел на стуле, скрестив руки, и свет падал так, что его лицо оставалось скрыто в тени. Наконец, он протянул:
— Да так, из-за одной поебени.
Я уже было собрался высказать, что думаю о таких охренительных ответах, как вдруг понял, что и сам могу отплатить ему той же монетой.
— Даа, — вздохнул я, легко пожав плечами, — я тоже.
Снова повисло напряженное молчание, и я, непривычный к такой тишине, решил попытаться еще раз:
— А это… эмм где тут живут девушки?
Он недоуменно поднял бровь.
— Что?
— Ну девушки… цыпочки… красотки… — я хохотнул — что, уже забыл, как они выглядят?
— Тупой вопрос. К чему ты это вообще?
Я заговорщицки ухмыльнулся.
— Ты не поверишь, какую горячую крошку я видел в автобусе по пути сюда. Точно тебе говорю, она… — присвистнув, я откинулся на спину, и мечтательно прикрыл глаза; воображение тут же нарисовало прекрасные черты фарфорово-бледного лица — …она девчонка что надо. Только бы они с ней тут ничего не сделали.
— Быть такого не может, — заявил Шикамару.
— Чего не может?
— Здесь нет женщин, — пояснил он скучающим тоном, — ты, должно быть, просто видел похожего на девушку парня. Вот и все. Тут таких пруд пруди, сам не заметишь, как попадешь впросак.
От внезапного вихря эмоций мои щеки точно загорелись огнем. Меня охватил и увлек вихрь самых разных чувств, начиная от смущения и заканчивая злостью, неверием и банальным «да ни хрена подобного!».
— Это была девушка — упрямо и зло пробурчал я. Слова Шикамару не могли быть правдой. Даже сама мысль о том, я почти… что мое сердце чуть было не…
«О Боже. Меня сейчас стошнит»
А Шикамару только самодовольно ухмыльнулся. Говнюк. Я мучился, а ему это точно было в радость.
— И как же выглядела эта «девушка», позволь спросить?
— Не твое собачье дело, — прорычал я.
Но он все не затыкался.
— С черными волосами, да? И такая… белокожая…?
Должно быть, что-то в моем выражении лица меня выдало, потому что Шикамару разразился громким смехом.
— Хрен ли ты ржешь? — прошипел я, готовый провалиться под землю от унижения. Оставалось только молиться, чтобы ему не пришло в голову всем тут порассказать, что я «из этих». Этого еще не хватало.
— О, сам увидишь — последовал уклончивый ответ. Я хотел было побольше разузнать об этой загадочной «девушке», которая, как оказалось, и не девушка вовсе, но тут дверь открылась, и в комнату вошел молодой мужчина в очках и со стетоскопом на шее, на вид не старше нас. Видимо, он пришел сразу же, как освободился: его пурпурное кимоно имело помятый вид, и даже собранные в хвост волосы немного растрепались.
— Ну и что с ним? — спросил у Шикамару, как я предположил, Кабуто, быстро окинув меня взглядом.
— Повредил ноги.
Кабуто тяжело вздохнул и знаком показал Шикамару встать, после чего подтащил стул поближе к кушетке, уселся и приступил к работе. Десять минут — и все было готово. Он был настоящим мастером своего дела, и подобный профессионализм был, несомненно, достоин восхищения, вот только руки у него были словно гребаные ледышки. Кабуто работал молча, лишь изредка отдавая Шикамару указания. Он начал с того, что промыл раны. Не знаю, что за штуку он плеснул мне на ноги, но по ним как будто прошелся жидкий огонь. Затем Кабуто наложил повязки и коротко велел воздержаться от пеших прогулок, потому что хрена с два он будет заниматься такой ерундой еще раз.
А потом он ушел, не успел я выдавить из себя «спасибо».
— Бля, да что с ним такое? — ворчал я, пока Шикамару помогал мне встать и обуться в соломенные тапочки, что мне тут выдали.
— Кабуто можно понять, он здесь главный врач — он скомкал испачканные кровью простыни и бросил в угол.
— Это этот-то пацан?
— Он намного старше, чем выглядит… и умнее. Пошли, блондинчик.
— Меня зовут Наруто.
— И что?
— А то, что не зови меня блондинчиком, кретин.
— Закрой свой глупый рот, — но при этом он улыбался краешком рта, и я понял, что в этой жопе мира у меня (кажется) теперь есть друг.
— Это… так что такое яма? — не выдержал я, когда мы шли по теперь опустевшему жуткому пещерному коридору.
— Хммм… считай, что это комната для проведения инструктажа — объяснил Шикамару. — Выйдет босс и произнесет приветственную речь. А потом начнется очищение.
Вот опять это слово. «Очищение».
— А ты, значит, уже весь чистенький? — съёрничал я
Шикамару чуть обернулся.
— Я ведь все еще здесь, не так ли?
«И что бы это, блядь, значило?»
За поворотом к нам тут же подошли двое охранников в форме. Они кивнули Шикамару и отворили тяжелые дубовые двери, за которыми оказалось помещение, больше всего напоминавшее по виду лекционный зал. Правда, никаких кресел для слушателей там не было. В самом низу в ожидании толпились мои бывшие попутчики, слышался приглушенный гул: кто-то разговаривал сам с собой, кто-то — с товарищами по несчастью. Над «ямой» было несколько крытых ярусов, каждый, наверное, метра три в высоту, и на них выстроились, возвышаясь над нами, безмолвные надзиратели. Местные заключенные — среди них и Шикамару — стояли на ярус выше нас, будто мы прокаженные.
Я прохромал к остальным, и, тут, словно только меня и ждали, непонятно откуда хлынула вода, выбивая из-под ног землю, заливая нос и горло.
«Воздух! Где же чертов воздух?! Не могу, блядь, дышать!»
Отовсюду доносились крики ужаса. Ледяной холод впивался острыми иглами, и заключенные в панике барахтались, силясь выбраться, и тем самым заталкивали меня все глубже.
«Ебаный пиздец, я же сейчас сдохну! Я не могу…. Не могу больше!»
Нечеловеческим усилием, сам не поняв как, я сумел прорваться к поверхности, но то только потому что вода уходила… исчезала в не замеченных нами прежде шлюзах, оставляя на полу промокшие насквозь, замызганные, дрожащие (а кое-где и бессознательные) тела.
Не успели мы перевести дух, как все началось по новой. Мокнуть было не страшно, страшна была скорость, с которой вода заполняла яму. Казалось бы, только что под ногами была земля — и вот через миг ты уже тонешь, и холод сковывает тело, и приходится бороться за каждый глоток воздуха. Если это и есть «очищение», то…кто это вообще придумал?!
Всего таких «чисток» было семь, и к тому моменту, как все закончилось, мало у кого еще остались силы даже двигаться, не говоря уже о том, чтобы подняться. Я распластался на спине, лихорадочно пытаясь отдышаться, глотнуть побольше желанного воздуха. Резинка уже давно соскользнула с моих волос, и мокрые спутавшиеся пряди лезли в глаза. Жалкое подобие кимоно, словно вторая кожа, прилипло к потерявшему всякую чувствительность телу. Я ничего не ощущал. Ничего не ощущал, и в то же время испытывал страшные муки.
— Для вас, грешников, это лишь первый шаг на пути к спасению.
Голос, казалось, доносился отовсюду, и я разлепил ресницы, силясь определить местонахождение говорящего.
— Все вы погрязли в пороке, — продолжал голос, и тут мне, наконец, удалось подняться на одно колено, и я косо глянул вверх.
Нашел. Там, на самом верхнем ярусе стоял высокий худощавый человек. Бледностью он мог соперничать с листом бумаги, а его смоляные черные волосы опускались до самого пояса. Фигуру полностью скрывали шитые золотом черные одеяния, а в левой руке мужчина сжимал посох с навершием в виде, вроде как, змеиной головы. Выглядел этот самый «босс» до того мерзко и жутко, что я не сдержал дрожи, и она проползла по спине отвратительной гадюкой.
Но причиной того, что я усомнился в своих глазах, стал вовсе не он, а стоявший по правую руку от него...
«Она…он…эта…этот…человек!»
Тот, кого я в своей недолгой влюбленности наивно принял за «девчонку что надо». Тот, кто стоял там, затянутый в ненавистную мне черную полицейскую форму, ту самую, что я так страстно желал носить когда-то, стоял при мечах и пистолетах, глядя на весь мир свысока. Кровь в моих жилах закипела от злости. Злости на безграничную глупость, что завела меня в ловушку, обманула, заставила не замечать очевидного. Ооо, какой стыд! Какое же… унижение. А может, истинной причиной той злости было понимание: он никогда не был одним из нас.
И, наверное, ему это тоже было известно, ведь хотя он был недостижимо далеко — там, наверху — я чувствовал на себе его взгляд; по тому, как его губы медленно растянулись в надменной усмешке, я понял, что он узнал меня.
… а босс все не умолкал; но я слышал и видел перед собой только одни глаза.
«Добро пожаловать в ад, Узумаки Наруто, — говорили мне эти черные знающие глаза. — Чувствуй себя как дома».
@настроение: чот ссыкотно:\
-
-
21.02.2016 в 10:48С почином
-
-
21.02.2016 в 13:13мне кажется, я ее уже наизусть выучила